Ностальжи. Ленинград
Мы
сидим втроем в нашей единственной комнате. Сентябрь. В раскрытое окно
сквозь листву веером лучей пробивается солнечный свет. Трое- это я,
мама и Нина Сергеевна. Я-"мальчик резвый, кудрявый, влюбленный".Мама
-эстет, записывавшая в блокнот названия понравившихся картин в Эрмитаже.
Нина Сергеевна... Боже мой... Я совершенно не знаю, кто она. Добрая
тетка из Ленинградской области, не однажды гостившая у нас. Она ест
виноград. Одной рукой держит кисть с крупными ягодами, с которых на
ковер падает вода. Увлеченная рассказом тоже неизвестно о чем, она не
замечает этой воды. Зато замечает моя мама- ведь она эстет. И это так
ужасно... С мытого винограда капает вода. Потом мама выскажет мне все
негодование. Но сейчас она молчит и созерцает эти капли. А я уже знаю,
что Нина Сергеевна живет в загадочной Сиверской, откуда до Ленинграда
рукой подать. И этот рассказ сопрягается с мамиными записями в
блокноте... Больше о Ленинграде я не знаю ничего. "Сердце будущим
живет...". Нина Сергеевна приглашает меня в гости. И я чувствую, как на
меня надвигается это таинственное, желанное, огромное... Ленинград.
***
Нет,
пожалуй другого города, который бы столько сделал для меня. Он вошел в
мою душу не спрашивая разрешения, неумолимо. Он подарил мне те
откровения, которыми живу до сих пор. Вновь и вновь мысленно прохожу под
аркой Генштаба, нарочно замедляя шаг, чтобы насладиться имперским
величием Дворцовой... Возможно, то же самое со мной сделал бы Париж,
Лондон, Прага. Но Ленинград был первым, как первая любовь.
Совсем
пацан, лет 15 от роду, я впервые ехал один в поезде и, проснувшись
утром, опешил от увиденного за окном. В мягком солнечном свете частили
красноватые сосны. Их было так много! В Крыму между соснами расстояние
гораздо больше. У каждой- своя личная территория. Под ними конечно
растут всякие там кустики, но именно сосны не касаются друг друга даже
кронами- природное достоинство. А здесь я увидел просто лес жертв,
теснящихся друг к другу. Наверно, Петр Великий сразу садистки оценил
это "стадо"-пойдет в дело!
С глухоманной Сиверской начался мой триумфальный роман с Ленинградом. Утром я радостно вскакивал после хорошего сна, сьедал какие то местные грибы, засоленные в кефирных бутылках, и летел на электричку. На Варшавском вокзале город оглушил меня терракотовой громадой кирпичной церкви. Классические совершеннейшие формы! Я замер, созерцая перетекание линий. Следующим потрясением стал "бесконечный" в перспективе проспект, где почти у линии горизонта маячило что- то столь же прекрасное под голубым небом. Любитель природной асимметрии, я вдруг обнаружил красоту антропоцентричного мира, где человек-мерило и правило.
Я обошел все музеи ,съездил в Петергоф на "подводных
крыльях".Возвращался я уже не в Сиверскую, а в Гатчину. Нина Сергеевна
переселила меня к своим родственникам. У этой пары были красивые дети. Я
жил в отдельной комнате. Лицо хозяина было перетянуто ожоговыми
рубцами. Он напоминал мне Гуинплена и Квазимодо одновременно. Жуткая
розово-багровая маска с кривым ртом. Но они безумно любили друг друга
-было видно по их глазам. В спальне над их кроватью висела огромная
репродукция в раме- "Союз Земли и Воды". Как напоминание о том, какие
страсти разыгрывались на этом ложе. Здесь я постепенно стал забывать
прибежище в Сиверской, сестру Нины Сергеевны- душевнобольную идиотку с
ухмылкой на некрасивом лице, грибы в кефирных бутылках. Ленинград брал
свое. Закрываю глаза и вижу песочные стены Петропавловского собора в
солнечном сиянии, колоннаду Казанского сквозь стеклянные двери метро,
неуютный Финский залив с громадами кораблей, фронтон Исакиевского с
надписью "Дом Мой домом молитвы наречется"-про себя я в ужасе
продолжал: "А вы сделали его вертепом разбойников". И понимаю, что
отныне все это со мной, во мне и навсегда.
