О «светской» и «духовной» музыке.


   Я намеренно поставил в кавычки два слова в заглавии. Поводом к написанию этой статьи послужили несколько роликов на Youtube  с  рассуждениями священника Михаила Каскун о разных музыкальных жанрах.

   В одном из древних патериков беседуют два монаха из разных монастырей. И один упрекает другого в том, что «в вашей обители  псалмы не читаются, а поются». Дескать, пение отвлекает от содержания. Что уж говорить с таким посылом о светской музыке, где  «богословия - ноль», а лишь чувства индивида в ответ на экзистенциальный водоворот. Интересно, что в церкви победила именно «партия поющих». То же старинное деревянное било на современном Афоне явно не конкурирует с более поздним многопудовым колокольным звоном.

   Всякое искусство-отражение реальности, «данной нам в ощущениях». Но лишь на первом этапе.  Человек, умеющий образно мыслить, всегда попытается воплотить идеальные мысленные формы  в  зримые и ощутимые. А вот источник идеальных образов - тайна за семью печатями. Архитектор Гауди взорвал своим творчеством  замыленную  традицию следовать античности: ордер, портик, ротонда, базилика и т.д.  Кстати, все эти античные заимствования свойственны большинству православных храмов  19 века. В Севастополе в эпоху «застоя» Петропавловский храм, служивший домом  культуры, так и называли - Парфенон. Несколько хамоватый (случай с Литвиненко), но все  же эрудированно-прогрессивный  профессор о. Андрей Кураев недавно выразил пожелание, чтобы архитектура  новых православных храмов   перестала  быть неким летаргическом сном древности. "В них должно быть больше света" - резюмирует Кураев. Но  возвращаемся к музыке.
  
На регентском отделении ленинградских духовных школ, которое я закончил,  музыкальные предметы, за исключением церковного пения, преподавали  «светские». В церкви таких специалистов «днем с огнем»  было не найти. И преподаватель музыкальной  литературы и гармонии однажды вдалась в рассуждения о церковной музыке, которые я запомнил на всю жизнь. Говорила она примерно следующее. Церковная музыка (отмечу,последние лет двести-А.С.) черпает средства для реализации поставленных перед нею задач  в гораздо более обширной МУЗЫКЕ ВООБЩЕ. Гармонические приемы, свойство мелодий, ритмы  церковной музыки - всего лишь усеченный вариант музыкального океана. И в этом смысле о церковной музыке можно говорить как о музыкальной субкультуре, т.е. части целого. Ту же параллель я бы смело использовал и в отношении дисциплины церковного поста, когда после всевозможных  воздержаний  даже монастырские повара к грядущему празднику дадут фору французской кулинарии.  Знаю, о чем говорю, поскольку трапезовал однажды  на пасхальной неделе в Пюхтицком  монастыре в далекие восьмидесятые.  Иподиакон таллиннского владыки Алексия  деликатно разносил гостям вино в завернутой в платок бутылке и полушепотом приговаривал : «Кому еще зеленого змия?». А обаятельнейший митрополит Алексий (будущий патриарх) попросил нашу группу что-нибудь спеть. И мы  разразились обиходными стихирами Пасхи. Хотя могли бы спеть и  подлинный многоголосый русский фольклор. Увы, не знали …    Кастальский, регент предреволюционного синодального хора Успенского собора Московского кремля и гениальный церковный композитор, разучивал и пел с синодалами  оратории Баха и других западно-европейских музыкальных титанов, чем и произвел фурор во время европейских гастролей. Сейчас бы наши клерикалы заерзали: «ФУ!ФУ!». Думается мне, что в сравнении с синодальным периодом русского православия мы изрядно деградировали. В том числе  через зашоренность. Не говоря уже о конкретном практическом воплощении  церковного  пения. Упомянутый  преподаватель  гармонии в Ленинграде обоснованно указывала в качестве  примера деградации правый хор Троицкого собора Александро-Невской лавры, куда мы ходили петь по праздникам. Что уж говорить о провинциальных  «партесах»…   И ничего, все были довольны: «Чем  богаты - тем и рады. За неимением почтовой пишем на простой. К  действительности церковных таинств  это не имеет отношения».
  
   Отец Михаил Каскун с клерикальным  снобизмом (на пустом месте)  пытается рассуждать о роке, джазе, электронной музыке, Пугачевой, Викторе Цое: «Все это мешает духовности!».  Между тем, современные апологетические цитатники  вовсю пользуются высказываниями о вере видных деятелей именно светской культуры, вплоть до  Кинчева  и Софии Ротару.  Значит, есть  у "светских" музыкантов  понимание Абсолютного и Трансцендентного и сопричастность  с ним в процессе творчества? Теперь попытайтесь собрать высказывания провинциальных и столичных церковных певчих о том, что же они поют. Будете долго искать и собирать. Помню, в ленинградском Никольском соборе на Крюковом канале  певчие (и среди них небезызвестный Александр  Невзоров)  вслух и тщательно подсчитывали ожидаемый гонорар по количеству привезенных на отпевание гробов. Вот такая наша кондовая «эстетика» (да и «этика»).  Единственный образцовый  церковный хор в воспоминаниях моей молодости - Николая  Матвеева на московской Большой Ордынке. Певчие из Гнесинки и консерватории разговаривали шепотом. И  то лишь иногда, при раздаче партий. Даже в патриаршем Елоховском соборе певчие вели себя немного хуже. Помню документальный рассказ хористов капеллы Юрлова. После многочасовой репетиции настала пора расходиться по домам. Но разученные духовные шедевры  настолько запали им в душу, что они еще долго пели просто для себя. Вы где-нибудь видели такой церковный хор?

   В «светской» музыке в ее лучших образцах искренне передан процесс  самопознания и самоактуализации  человека, пытающегося  разглядеть за изменчивым  вечное. И собственный опыт  неизмеримо ценнее и эффективнее  для построения жизнеспособной  парадигмы действия, чем  «правильное»  начетничество. Не надо столь неблагодарно  укладывать в  прокрустово ложе «светскую» музыку - из  нее  с лихвой зачерпнула  музыка  церковная.

   Напоследок хочу напомнить один достойный  повод  для размышления православного человека   именно о церковной музыке. Некогда, перед  русским старообрядческим расколом, потрясшим до основания и церковь, и царство, эстетизм церковной музыки в виде бесчисленных и «бесконечных»  распеваний  гласных звуков в канонических  текстах (т.н. «фиты»), настолько удлинил службу, что для «выпевания» всего положенного  в разных углах огромных старинных соборов  начали параллельно «отправлять»  разные части богослужения. И добром это не кончилось. А закончилось расколом с кострами и самосожжениями, прещениями  на эти самые параллельные «выпевания»  и последующей реформой  Бортнянского   в виде сокращенного придворного певческого обихода. Уж не знаю - быль, небыль? Одно из преданий на регентском отделении в Ленинграде:  в Зимнем дворце служение литургии в присутствии августейших особ должно было укладываться в сорок пять минут. Если священник не справлялся, его просто меняли. И никто не возражал. Так что, весь современный внутрицерковный  шум-гам  с попытками дискредитации «светской» музыки, слава Богу, можно смело характеризовать старинным оборотом  «ничтоже сумняшеся». Точь в точь  как о «фараоне, захотевшем пешком перейти Красное море» (слова   одной из любимых книг  детства -  Астрид  Линдгрен, «Приключения Калле  Блюмквиста»).  Хотите услышать пение ангелов в первый день творения? Послушайте первую часть восьмой  симфонии Малера. Но для церковных маргиналов  это «светская» музыка.

                    
         09.08.13                                                         А.С.


Имя и фамилия
Комментарий