«Земля, усталая от смены лет и рас». Волошин о русском культуртрегерстве в Крыму.
Книга лучше расписного надгробья
И прочной стены.
Написанное в книге возводит дома и пирамиды в сердцах тех,
Кто повторяет имена писцов,
Чтобы на устах была истина. .
(Папирус Честер Битти IV, пер. А.Ахматовой)
В 2009 году я впервые попал в Коктебель. Это место манило с детства. Будучи школьником, я в севастопольском художественном музее познакомился с акварелями Волошина. Название одной из них помню до сих пор: «Земля, усталая от смены лет и рас». Она покорила меня линиями, колоритом цвета, мудростью и вселенским покоем. Я еще не знал, что Волошина вдохновило конкретное место в Крыму. Изыски искусствоведов: «Почти каждый реальный или фантастический пейзаж увиден как бы с точки зрения Творца, поэтому стихии в акварелях Волошина — море, холмы, небо, облака, — сохраняя свою плотность и фактуру, светопроницаемы и светоносны». Попади я в Коктебель лет на двадцать раньше, думаю, духовные поиски и скитания были бы совсем другими. Но «всему свой час, и время всякому делу под небесами».
«Киммерийский» дух Коктебеля для меня не затмили ни прибрежное торговое бешенство в два ряда, ни раскуроченный парк, ни памятник Волошину (некий самоуверенный болван на пьедестале). Я осмотрел экспозицию, купил во дворе несколько книг, чтобы сохранить «послевкусие» Коктебеля. И уехал… Чтобы возвращаться.
Знакомясь с купленными книгами, я сразу попал под магнетическое влияние волошинского завещания «Дом поэта». Там каждое четверостишие вмещает тысячелетия. А потом, мало помалу, перешел к его аналитической прозе. Еще на экскурсии я узнал, что Волошин читал все в подлинниках, будучи полиглотом. Думаю, он прекрасно знал источники, чтобы в 1925 году написать статью для путеводителя «Крым» под названием «Культура, искусство, памятники Крыма»: «Взамен пышных городов из Тысячи и Одной Ночи, русские построили несколько убогих уездных городов по российским трафаретам и частью из потемкинского романтизма, частью для Екатерининской рекламы назвали их псевдоклассическим именами- Севастополей, Симферополей, Евпатории. Древняя Готия от Балаклавы до Алустона застроилась непристойными императорскими виллами в стиле железнодорожных буфетов и публичных домов и отелями в стиле императорских дворцов. Этот музей дурного вкуса, претендующий на соперничество с международными европейскими вертепами на Ривьере, очевидно, так и останется в Крыму единственным монументальным памятником «Русской эпохи». Трудно считать приобщением к русской культуре то обстоятельство, что Крым посетило в качестве туристов или путешественников несколько больших русских поэтов и что сюда приезжали умирать от туберкулеза замечательные писатели».
При первом прочтении этих строк я, помнится, опешил. Но, будучи урожденным ялтинцем, собрал в памяти впечатления некогда впервые увиденного… И молча согласился с Волошиным. Так никто и никогда о Крыме не писал. Однажды я поделился впечатлениями с Андреем Соболевым. «Бард и общественник» на мгновение хищно задумался и ответил: «Все это надо разделить как минимум на двадцать». Увы, даже если признать правоту исследователей в том, что «благоденствие крымских долин и предгорий… создавалось прежде всего трудом христиан — греков и армян: именно они занимались виноградарством и виноделием (мусульманам последнее запрещал Коран), разводили сады на Альме и Каче, ловили и вялили рыбу на побережье, тесали камни для мечетей Солхата и Гезлева», все равно на совести империи осталось варварское, равное геноциду, выселение греков, в котором «вторую скрипку» сыграл великий Суворов («первую» сыграла Екатерина Великая, по чьей воле греки усеяли павшими дорогу до будущего Мариуполя). Эту печальную историю трудно «разделить как минимум на двадцать». Так же, как и большевистский погром Крыма в 1918-1922 годах.
Думаю, вольно или невольно Волошин наглядно показал, что на крымском перекрестке рас и цивилизаций все мы - только гости. Что и доказывает «сверхновейшая» история Крыма. И дай то Бог очередным «хозяевам» Крыма оставить по себе добрую память для потомков.
10.01.2014 А.С.
Волошин «Культура, искусство, памятники Крыма». Статья из путеводителя "КРЫМ",1925 год.
...Эта почва, представляющая огромное расовое напластование всех племен, когда-либо проходивших через Дикое Поле, и глубоко проработанная эллинскими, римскими и итальянскими токами, заливается татарским племенем.
Монгольское население оказывается очень плавким и гибким и быстро принимает в себя и кровь и культуры местных рас. Греческая и готская кровь совершенно преображают татарство и проникают в него до самой глубины мозговых извилин. Татары дают как бы синтез всей разнообразно-пестрой истории страны. Под просторным и терпимым покровом Ислама расцветает собственная подлинная культура Крыма. Вся страна от Меотийских болот до южного побережья превращается в один сплошной сад: степи цветут фруктовыми деревьями, горы - виноградниками, гавани - фелюками, города журчат фонтанами и бьют в небо белыми минаретами.
В тенистых улицах с каменными и деревянными аркадами, в архитектуре и в украшениях домов, в рисунках тканей и вышивках полотенец догорает вечерняя позолота византийских мозаик и облетают осенние вязи италийского орнамента.
После беспокойного периода татарства времен Золотой Орды наступает золотой век Гиреев, под высоким покровом великолепной, могущественной и культурной Турции времен Солиманов, Селимов и Ахметов. Никогда - ни раньше, ни позже,-эта земля, эти холмы и горы и равнины, эти заливы и плоскогорья не переживали такого вольного растительного цветения, такого мирного и глубокого счастья.
Но в XVIII веке Дикое Поле затопляет Крым новой волной варваров. На этот раз это более серьезно и длительно, так как эти варвары - русские, за их спиной не зыбкие и текучие воды кочевого народа, а тяжелые фундаменты Санкт-Петербургской империи.
Времена и точки зрения меняются: для Киевской Руси татары были, конечно, Диким Полем, а Крымское ханство было для Москвы грозным разбойничьим гнездом, донимавшим его неожиданными набегами. Но для турок - наследников Византии - и для царства Гиреев, уже воспринявших и кровью и духом все сложное наследство Крыма с его греческими, готскими и итальянскими рудами, конечно, русские были только новым взмывом Дикого Поля. И держат они себя так, как обычно держали себя пришельцы с Дикого Поля: жестоко и разрушительно.
Еще с первой половины XVIII века, с походов Миниха и Ласси, начинается истребление огнем и мечом крымских садов и селений. После присоединения, при Екатерине, Крым, отрезанный от Средиземного моря, без ключей от Босфора, вдали от всяких торговых путей, задыхается на дне глухого мешка.
Внешней агонии Крыма соответствует внутренняя. Основа всякого южного хозяйства - вода. Татары и турки были великими мастерами орошения. Они умели уловить самую мелкую струйку почвенной воды, направить ее по глиняным трубам в обширные водоемы, умели использовать разницу температур, дающую выпоты и росы, умели как кровеносной системой оросить сады и виноградники по склонам гор. Ударьте киркой по любому шиферному, совершенно бесплодному скату холма,- вы наткнетесь на обломки гончарных труб: на вершине плоскогорья вы найдете воронки с овальными обточенными камнями, которыми собиралась роса; в любой разросшейся под скалой купе деревьев вы различите одичавшую грушу и выродившуюся виноградную лозу. Это значит, что вся эта пустыня еще сто лет назад была цветущим садом. Весь это Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов из Тысячи и Одной Ночи, русские построили несколько убогих уездных городов по российским трафаретам и частью из потемкинского романтизма, частью для Екатерининской рекламы назвали их псевдо-классическими именами - Севастополей, Симферополей, Евпаторий. Древняя Готия от Балаклавы до Алустона застроилась непристойными императорскими виллами в стиле железнодорожных буфетов и публичных домов и отелями в стиле императорских дворцов. Этот музей дурного вкуса, претендующий на соперничество с международными европейскими вертепами на Ривьере, очевидно, так и останется в Крыму единственным монументальным памятником "Русской эпохи".
Трудно считать приобщением к русской культуре то обстоятельство, что Крым посетило в качестве туристов или путешественников несколько больших русских поэтов, и что сюда приезжали умирать от туберкулеза замечательные писатели.
Но то, что земли систематически отнимались у тех, кто любил и умел их обрабатывать, а на их место селились те, кто умел разрушать налаженное; что трудолюбивое и лойяльное татарское население было приневолено к ряду трагических эмиграции в Турцию, в благодатном климате всероссийской туберкулезной здравицы поголовно вымирало, - именно, от туберкулеза, - это показатель стиля и характера русского культуртрегерства.
Крымские татары - народ, в котором к примитивно-жизнеспособному стволу монголизма были привиты очень крепкие и отстоенные культурные яды, отчасти смягченные тем, что они уже были ранее переработаны другими эллинизированными варварами. Это вызвало сразу прекрасное (хозяйственно-эстетическое, но не интеллектуальное) цветение, которое совершенно разрушило первобытную расовую устойчивость и крепость. В любом татарине сразу чувствуется тонкая наследственная культурность, но бесконечно хрупкая и неспособная себя отстоять. Полтораста лет грубого имперского владычества над Крымом вырвало у них почву из-под ног, а пустить новые корни они уже не могут, благодаря своему греческому, готскому, итальянскому наследству.
Татарское искусство: архитектура, ковры, майолик, чекан металлов - все это кончилось; остались еще ткани да вышивки. Татарские женщины, по врожденному инстинкту, еще продолжают, как шелковичные черви, сучить из себя драгоценные растительные узоры. Но и эта способность иссякает.
В Бахчисарае, в Ханском дворце, превращенном в музей татарского искусства, вокруг художника Боданинского, татарина по рождению, еще продолжают тлеть последние искры народного татарского искусства, раздуваемые дыханием нескольких человек, его охраняющих...
Исчерпывающие собрания татарских орнаментов были собраны худ. Чепуриной в Евпатории и Александрой Михайловной Петровой в Феодосии, но труды их до сих пор не изданы.
Отношение русских художников к Крыму было отношением туристов, просматривающих прославленные своей живописностью места. Этот тон был дан Пушкиным, и после него, в течение целого столетия поэты и живописцы видели в Крыму только:
Волшебный край - очей отрада.
И ничего более. Таковы все русские стихи и картины, написанные за XIX век. Все они славят красоты южного берега, и восклицательных знаков в стихах так же много, как в картинах тощих ялтинских кипарисов. Среди этих гостей бывали, несомненно, и очень талантливые, но совершенно не связанные ни с землею, ни с прошлым Крымом, а потому слепые и глухие к той трагической земле, по которой они ступали.
